ЭБРАХАМ БРЭНСТОУН | ABRAHAM BRANSTONE

Ewan McGregor
46 y.o. ◊ полукровный волшебник ◊ Министерство Магии, член бюро магического законодательства
Мне хочется, чтобы мир снова делился на черное и белое. Совсем как в детстве. Все, что говорила мать, было белым, словно только что выпавший снег. Она знала, как правильно говорить, двигаться. Когда нужно стремиться к своей цели, а когда стоит остаться на месте, чтобы не ранить других. Я точно знал, что моя мать - святая. И был готов перекусить артерии каждому, кто поспорит. Я точно знал, что мать может научить меня только белому. И был готов верить каждому ее слову. Все, что делал отец, было чернее угля. Поднимал руку на воспитавшую меня женщину. Я защищал мать, как мог. Так и научился драться. Жаль, что моим первым соперником стал отец. Он напивался до потери разума, мне хотелось привязать его к решетке камина и лишить способности двигаться. Я не знаю, как они уживались вместе. Мать и отец. Белое и черное. Первые цвета в моей жизни.
Мне хочется, чтобы мир снова делился на белое и черное. Как в школе. Я считал до десяти и мог дать цвет каждому человеку. Белые были опрятными и трудолюбивыми. Они с раннего возраста знали, чего хотели. Они упорно шли к цели и не позволяли себе незрелого поведения. Иногда белые оступались, но они все равно оставались белыми. В их сердце не было злобы, зависти. Им были чужды лень и желание навредить другим. Белые не позволяли себе споров с учителями, но без сомнений отстаивали свое в конфликтах с черными. Белые боролись за идеальный мир, построенный в их головах. В этой борьбе нельзя отступать. Черные позволяли себе самые мерзкие шутки, самые подлые издевательства и отвратительное малодушие. Они проживали год за годом, все больше и больше путаясь в собственных жизнях. У них не было будущего, если они не находили в себе сил приблизиться к белым. Я выбрал свой цвет еще в детстве. Я оступался, как и все белые. Но я знал, ради чего я продолжаю движение. Идеальный мир стоит жертв.
Мне хочется, чтобы мир снова делился на черное и белое. Как в ордене. Я знал, что идеалы, ради которых мы сражаемся, - белые. Я знал, что смерть возможно победить. И эта победа - лучшее, что может случиться с человечеством. Я боролся за белые идеалы. Я искал ответы на все заданные вопросы. Это то, что я всегда мог: отвечать на вопросы. Я копал так глубоко, как никто до меня и не пытался. Я проводил в библиотеках каждую свободную секунду. Даже моя жена верна идеям ордена. Мы знаем, за что боремся. Мы белые.
Мне хочется, чтобы мир снова делился на черное и белое. Но война стерла грани. И в моей голове все чаще возникает вопрос: может ли быть такое, что все мы боремся за черное? Может ли быть такое, что белая в этой игре - смерть. И я вновь на дороге, которая возникает в судьбе каждого человека. Я должен выбрать черное или белое. Вот только теперь я выбираю не только за себя. Только теперь я знаю, что порой лучший выход - поверить в серое. Только теперь я помню: мир никогда не станет черным и белым вновь.

АЛАНА МЕЛИФЛУА | ALANA MELIFLUA

Michelle Pfeiffer
44 y.o. ◊ чистокровная волшебница ◊ не работает
Я хочу рассказать вам историю о маленькой девочке, в которую никто не верил. Она обладательница светлых волос и не слишком высоких оценок. Она смеется как прокаженная, как никогда не смеются талантливые люди. От слов потенциал и перспектива у нее сводит зубы. Ее единственный потенциал – стать еще более хорошенькой. Ее единственная перспектива – выйти замуж за правильного человека. Клеймо «глупенькая» на нее навесил собственный отец. А после и каждый желающий. Посмотрите, на ее тощем теле ни одного живого места, клеймо на каждом миллиметре. Она не против. Она не понимает, что это плохо.
Это история о девочке, в которую никто не верил. Это моя история.
Еще до того, как я перестала давать людям поводы смеяться над собой. До того, как я приучила отца уважать в себе человека, а не куклу, которую удалось успешно выдать замуж, а после пришлось принять в орден. Перед моими глазами все еще его жестокая ухмылка по поводу моих неудач. И моя собственная улыбка, когда я бросала первую горсть земли на его гроб. Мне никогда не было жаль. Не стоит и придумывать. Я все еще помню его глаза, когда он понял, что я обладаю ценным талантом, а не являюсь просто бесполезной тряпкой, коей он всегда меня считал. Я ненавижу его глаза. Это он создал девочку, в которую никто не верил. Это он создал девочку, которая не верит в себя.
Я сижу прямо напротив очередного человека, которому предстоит вступить в орден. Он рассказывает что-то о том, как близок сейчас к открытию, которое изменит жизнь человечества. Я киваю в нужные моменты, задаю бессмысленные вопросы и улыбаюсь так, словно все это действительно интересно. Через час я расскажу ему об ордене и предложу вступить. Через сутки он будет все еще сомневаться. Еще через одни предложит мне встречу, и на моем счету будет еще один завербованный. Я не умная и не талантливая, не самая сильная волшебница и уж точно не могу расшифровывать руны. Но убеждать людей так, как это умею делать я, не может никто. Нет ничего проще. Люди – страницы моей любимой книги. Кому-то нужна ласка и забота, кому-то нужно подарить уверенность и защиту. Кто-то хочет быть полезным. Есть те, кому приходится угрожать. Нет ни одного человека без слабых мест. Нет никого, кто может отказать мне. «Манипулятор», - в шутку называют орденцы мою обязанность и стараются не смотреть мне в глаза.
Я лишь двумя людьми не хочу управлять. Я смотрю на мужа и не вижу ни одной черточки моего отца. За это я люблю его. Я смотрю на дочь и вижу храбрую девушку, которой так мечтала стать в детстве. Я не хочу делать их заложниками своего прошлого. Потому они. Верят. В меня.

ЛИНДА МЭДЛИ | LINDA MADLEY - придержана до 21 сентября

Léa Seydoux
21 y.o. ◊ полукровная волшебница ◊ стажер в больнице св. Мунго 

ГРЕГОРИ УИЛЬЯМСОН | GREGORY WILLIAMSON

Cillian Murphy
34 y.o. ◊ полукровный волшебник ◊ Министерство Магии, аврор 
Кто-то говорит, что эта война была слишком короткой, чтобы сломать людей магической Британии. Мне хочется сделать их центром военного мира, чтобы и они видели кровь на своих руках каждый раз, как открывают глаза. В войне всего слишком. Слишком много боли. Каждая потеря слишком сильно ноет в груди. Каждый грамм пролитой крови стоит слишком дорого. Слишком ценным становится слово, ведь каждое может стать последним. Но война не бывает слишком короткой. И слишком мало потерь тоже не может быть. Я, например, потерял свою жизнь.
Мне говорят, что я стал жестоким. Что в моих глазах пустота, что моя душа теперь чернее ночи. Я видел, как умирает моя жизнь, как погибает мое счастье. Разве это не достаточно уважительная причина?  Каждый день я пытаюсь уйти в себя так глубоко, чтобы найти ту частицу своего существа, которая еще не пропиталась болью. У меня не получается. Мне кажется, я весь сейчас открытая рана. Мне говорят, что я стал жестоким. Нет. Я просто запрещаю прикасаться ко всему, что болит. Я защищаю то, что осталось. Вон. Прочь.
Они говорят, что я знаю, как выбить из человека правду. Нахожу самые больные точки, зубами вцепляюсь в каждую чувствительную клеточку и требую ответа. Когда ты знаешь, что причиняет боль тебе, не так трудно догадаться,  что принесет ее другим. Мне не нужна сыворотка правды. Мне нужны глаза человека, живые, горящие глаза. Мне нужно биение сердца. Мне нужна искрящаяся душа. Это все, что мне нужно, чтобы узнать правду. Я не боюсь причинять боль. В этом моя сила. Я боюсь боли. В этом моя слабость.
Все говорят, что если я признаю свою ошибку, мир изменит направление вращения. Но дело совсем не в том, что я не умею признавать свои ошибки. Я не совершаю их. Мне слишком хорошо известна их цена. Она выжжена на моем сердце, запечатана в моей душе. Каждая ошибка - это намного больше, чем я могу вынести.
Обо мне много говорят. Только для меня важны слова лишь одного человека. Той, к кому я вором пробираюсь в дом. Той, которая все еще помогает мне верить.
- Пап, - моя дочь - точная копия своей матери. Она смотрит на меня так же, она так же способна вдохнуть жизнь в моем пустое тело. - Просто возвращайся ко мне. Не останься там в поисках себя. Я всегда буду тебя ждать.
Я целую ее волосы. Я всегда буду возвращаться.